Вот пара диагнозов социологов:
«Общество постепенно отучили размышлять. Эта усиливающаяся тенденция принимается без возражения и им самим, так как осознание происшедшего приводит к глубокому психологическому дискомфорту. Массовое сознание инстинктивно отторгает какой-либо анализ происходящего в России» [Симонян Р.Х. Реформы 1990-х годов и современная социальная структура российского общества // Социологические исследования. 2012, № 1].
Приведены такие данные о российском прекариате: «Согласно данным всероссийского исследования “Жизненный мир россиян” (РГГУ, окт. 2014 г., 1800 чел., 8 регионов страны), почти 50% указали, что их образование не соответствует выполняемой работе или затруднились ответить на этот вопрос… Из свыше 80 млн трудоспособного населения 38 млн россиян непонятно где заняты, чем заняты, как заняты, в результате чего условия жизни, их доходы не отражаются в официальных статистических данных» [Тощенко Ж.Т. Прекариат – новый социальный класс // Социологические исследования. 2015. № 6].
Есть подробная оценка ситуации, данная социологами в конце 2012 г.:
«Нынешнее молодое поколение обречено восполнить социально-классовую структуру российского общества не менее, чем на 70% в качестве промышленных, аграрных рабочих и работников сферы услуг, большей частью средней и низкой квалификации. Это при том, что в общем выпуске учреждений профессионального образования всех уровней выпуск специалистов вузами составляет 59%. Последствия - девальвация дипломов о высшем образовании и вынужденная смена профессии» [Шереги Ф.Э. Политические установки студентов российских вузов // СОЦИС. 2013, № 1].
В середине 2017 года было принято решение перейти к «цифровой экономике». Говорилось, что это не отдельная отрасль, а уклад жизни, новая основа для развития общества и каждого конкретного человека.
Что в этом поняло общество и каждый конкретный человек? Почти все прославляют «цифру», хотя на Западе, который в нее окунулся, прогнозы мрачные. BBC сообщает: “В Европе, согласно исследованиям, в зоне риска находится в среднем 54% рабочих мест”.
Не видно, чтобы наши университеты и в РАН изучали эту доктрину и ее последствия. И, похоже, что в курилках это не обсуждают ни рабочие, ни инженеры. И вообще наша образованная молодежь, хотя речь идет именно о ее шкурной судьбе.
Удивительно, что смело выступил в присутствии Президента Председатель профсоюзов М.В. Шмаков, но, кажется, никто на это не обратил внимания. А он сказал:
«Обеспечить введение нормативной базы регулирования трудовых отношений с гибкой дистанционной занятостью… Это самая острая и самая неразвитая тема, к которой подступаются, но ещё ни в одной стране не решили…
Сегодня в той экономике, в которой мы живём, жили десятки, а может быть, и несколько сотен лет, мы понимаем под рабочим местом то, что генерирует у нас, во-первых, продукцию, потом генерирует заработную плату работников, генерирует налог на доходы физических лиц и генерирует взносы в социальные фонды. Тогда, когда у нас гибкая дистанционная занятость, у нас исчезают основания для того, чтобы в этой парадигме всё это работало…
Необходимо менять всю систему, в том числе социальной защиты, потому что человек на дистанционной занятости не имеет больничного, он не имеет пенсии, поскольку не отчисляет туда по известной схеме, и так далее» [http://kremlin.ru/events/president/news/54983].
Это может стать фоновой программой всей нашей эпопее.
Есть у нас знатоки этой доктрины? Разъяснили бы нам, вместо того, чтобы толочь воду в ступе.
